Ко дню Победы. Москва-1941.

[a-nor]

Автор статьи - Frundsberg

Мы умеем умирать стоя, это то, в чем мы – лучшие. - WH 40000, imperial guard.

Пролог. Июль-сентябрь.

Картинка

Смерть и разрушения. Группа солдат вермахта разглядывает горящую деревню.

После разгрома Западного фронта в июне 41-го, в немецких штабах установилось исключительное благодушие. Фраза Гальдера насчет победы над Россией, одержанной в две недели, хорошо известна. Если бы руководство СССР продолжало действовать классическими методами, это было бы правдой. Однако именно летом 41-го Ставка приняла несколько неожиданных и сильных решений.


Первым решением стала широко известная эвакуация промышленности на восток. Грандиозная акция, насколько мне известно, аналогов в мировой истории не имеющая. Особую остроту происходящему придает то, что подобных мероприятий не планировали заранее. Это была дикая импровизация, и подозреваю, что ее авторы казались сами себе психами со справкой. Фактически ведь что надо было проделать? Фактически надо было взять город, перевезти его на смешное расстояние тысячи в две километров, и собрать на новом месте. По дороге категорически нельзя ничего потерять, потому что, если вы перевезли как надо авиамоторный завод, но вдруг куда-нибудь дели эшелон с металлорежущими станками, завод продукцию давать не будет. То же, кстати, касается персонала. Причем никого не скребет противодействие неприятеля. Скажем, Запорожье эвакуировали даже не под бомбежками, а под артиллерийским обстрелом. Ну, а разбомбленные ж/д узлы, «Ю-88» висящие над головой, и закупорка дорог едущими навстречу эшелонами с войсками - это просто норма жизни. Между прочим, масштаб и скорость эвакуации отлично показывает действительную эффективность администрации СССР 40-х годов. Вознесенский, Ванников, Малышев, Каганович и Шверник были, кажется, парнями покруче Ли Якокки.


Второе правильное решение было очень жестоким. Но, видимо, лишенным альтернативы. Называлось оно «перманентная мобилизация». Поясню. Изначально не предполагалось формирование крупных формирований по ходу войны. Создание дивизии или корпуса требует массы подготовленных офицеров, времени на обучение подразделения, его слаживание и сколачивание. И всё равно такая часть будет слабее даже несколько потрепанной дивизии, где большинство солдат и офицеров уже имеет боевой опыт. В стандартной ситуации проще пополнять уже имеющиеся на фронте части. Но в 41-м фронт стремительно поглощал целые армии. От полнокровных частей за несколько недель оставался номер и хорошо, если еще штаб. Поэтому в бой пошли конскрипты, сведенные уже в новые дивизии взамен разбитых. Борис Шапошников, полковник еще царской армии, в июле сменивший Жукова на посту начальника Генштаба, развил кипучую деятельность по формированию и переформированию свежих соединений. Птенцам перманентной мобилизации не хватало… да сложно сказать, чего же у них было в избытке. Дивизии с большими номерами имели усеченный артиллерийский полк, им недоставало транспорта, пулеметов, раций. Командиром часто оказывался спешно произведенный в полковники майор или выдернутый из тыла генерал интендантской службы. Сроки подготовки и слаживания были чрезвычайно ужаты. К примеру, ленинградская 2-я дивизия народного ополчения имела на сколачивание неделю. Это крайний пример, но дивизии, имевшие один-три месяца на подготовку, были типичны. Командиры и солдаты смотрели друг на друга, и в глазах у них плескался ужас. Но.
Но именно эти части посадили на рожон тех, кто кинулся к столу вкушать салатики на поминках Красной армии. У Шапошникова не было особенного выбора. Немцы пока были просто лучше, и их нужно было либо остановить сейчас какой угодно ценой, или потом… или просто не будет никакого «потом».


Кстати. «Перманентная мобилизация» не была разработана на ровном месте. Более того, в мировой истории есть известная буквально всем и каждому крупная война, в которой был применен подобный метод. Это Вторая Пуническая. Ганнибал в короткий срок перемолол шесть консульских армий, и то, что делали римляне в ответ, прямо скажем, очень напоминает меры Шапошникова: бешено строгаемые легионы с увеличенной долей легковооруженных бойцов и загребанием на фронт всех, включая освобожденных для такого случая рабов. Несомненно, что хорошо образованный Борис Михайлович был осведомлен об этих событиях. Впрочем, у него имелся и более близкий пример: действия французов на завершающей стадии Франко-Прусской войны.


На фронте в это время творились дела темные и страшные. Смоленское сражение, бои на Лужском рубеже и центральной Украине поглотили остатки механизированных корпусов. Те могли хоть как-то маневрировать, и позволили прорвать котел под Смоленском и пресечь сползание к катастрофе под Дубно. Но в июле они просто кончились. В результате РККА ближайшие несколько месяцев попросту не могла наносить противнику удары стратегического масштаба. Пока шла эвакуация, пока противник располагал нерастрепанными ударными кулаками, Рабоче-крестьянская Красная армия должна была, по старинной формуле, стоять и умирать. И она стояла. И умирала.



Воздушный налет на Москву. Тонкие трассы - работа зениток. "Молния", бьющая в Кремль - осветительная приспособа, сброшенная на парашюте для лучшей ориентировки и целеуказания.

Перед гонгом


После сражения за Киев, о значении которого много спорили уже в 41-м году, и продолжают спорить по сей день, немцы могли спокойно заняться подготовкой удара на Москву. Общий перевес в силах и на порядок более высокая мобильность позволили приготовить наступление, не оставлявшее русским шансов на успех. По крайней мере, в первом раунде. Из четырех танковых групп наступлением на Москву должны были заняться три. 1-я осталась под Ростовом, 2-я вернулась на Московское направление от Киева. 3-я получила длинный перекур после Смоленского сражения, и теперь окончательно привела себя в порядок. 4-я танковая группа претерпела значительную эволюцию. Ее управление и часть дивизий перебросили на Московское направление втайне, оставив радиста с характерным «почерком» под Ленинградом. Это был удачный ход, русские не смогли идентифицировать 4-ю тгр до начала наступления. Русские могли мало что противопоставить этому сосредоточению. Западный и Брянский фронты за время того же «перекура» могли только усилить свою оборону полевыми укреплениями. Но отбиться от удара тремя танковыми армиями при помощи полевой обороны было невозможно. Прежде всего из-за неизвестности относительно неприятельских планов и нехватки собственных сил. Немецкого удара ожидали на шоссе Ярцево-Москва, и исходя из этого размещали резервы. Но такая игра в угадайку была изначально обречена на провал. Чтобы не развлекаться рулеткой с шестью патронами в барабане, требовалось или иметь крупные подвижные соединения (но они были разбиты летом), или самим действовать активно, и заставлять неприятеля реагировать на наши телодвижения (но на это не хватало возможностей). Советское командование пыталось решить эту проблему созданием специфического формирования – Резервного фронта, развернутого за спиной Западного. По идее, это было вполне рациональное решение (и, например, в 43-м под Курском аналогичная идея «сыграла»), но осенью 41-го она не сработала.


Немецкий план был вполне логичен и даже изящен. Предполагалось сначала отсечь от Москвы войска, защищающие дальние подступы к ней, перемолоть их в котлах, после чего гигантскими клещами охватить уже саму Москву, и спокойно добить окруженную столицу. При многочисленности группы армий «Центр» (аж два миллиона человек), эта задача была вполне выполнимой. Другое дело, что о формирующихся в глубине Союза многочисленных армиях Гальдер (нач. генштаба) и фон Бок (командующий группы «Центр») просто не имели понятия. Любопытно, что Гальдер еще летом отметил появление на фронте дивизий нового формирования, но из вполне разумного анализа не было сделано никаких практических выводов. Скорее всего, мозг немецкой армии счел, что даже если из глубины СССР кто-то еще приедет, перемолоть этих слабо обученных конскриптов будет делом простым.



Красноармейцы в траншее. Октябрь.

Двойная катастрофа


30 сентября началось немецкое наступление. Оно должно было поставить эффектную точку во всей войне. Вместо шоссе Смоленск-Вязьма, где супостата ждали с распростертыми, немцы ударили севернее (3-й танковой армией) и южнее (4-й танковой). Вдобавок, дальше вниз, южнее Брянска, началось наступление 2-й танковой армии (Гудериан), который бил серпом на северо-восток. Поскольку танкового напарника у «Быстрого Хайнца» не было, он должен был почти в одиночку совершить охват, и выйти к Брянску навстречу своей пехоте. Пехтура должна была идти на Брянск строго с запада, по короткому маршруту. Попытка остановить танковую армию контрударом стрелковой опергруппы провалилась. Спешно подброшенный резерв просто утонул в прорывающихся на восток мобильных частях. Проломив полевую оборону, Гудериан разделил свою армию: один корпус в пустоте ломанулся к Орлу, два других повернули на север, к Брянску.


Ставка, однако, не собиралась уныло ждать своей участи. Во-первых, в пожарном порядке началось укрепление Тулы. Во-вторых, к участку прорыва был по воздуху (что было достаточно необычно для РККА 41-го) переброшен воздушно-десантный корпус. Вместо заброски в неприятельский тыл, десатников использовали как мобильную пожарную команду. Орел был уже потерян (когда немцы въехали на улицы, жители поначалу даже приняли их за своих), поэтому десантники должны были задержать неприятеля между Орлом и Мценском. Заодно туда же выдвинулась 4-я танковая бригада пока еще малоизвестного полковника Михаила Катукова.


Именно Катуков сумел отвесить вермахту первую серьезную оплеуху Московской битвы. Командующий 4-й тбр здраво рассудил, что жесткое укладывание себя под каток бессмысленно, но коль скоро противник наступает ушедшими от тылов подвижными группами, можно попробовать «иглоукалывание» по флангам. Для полной радости, наступающая на Мценск дивизия Лангемана пренебрегла разведкой. За что и поплатилась. Катуков организовал на маршевые колонны серию фланговых атак. В результате увлекшаяся наступлением на Мценск дивизия была избита до полного ай-яй-яй и фактически выпала из игры (прикиньте, бригада окучила дивизию). Гудериан в мемуарах объяснял происшедшее превосходством Т-34 над немецкой техникой, но вообще-то это полная лажа: под Дубно и Гродно сотни тридцатьчетверок были успешно перемолоты, а здесь внезапно обнаружилась их сильномогучесть. Дело было все-таки в тактических ошибках Лангемана.


Однако Мценск был ложкой меда в огромной бочке дегтя. Через два дня после Гудериана в наступление перешла «сладкая парочка» - 3-я и 4-я танковые армии. Их действия по смыслу походили на прорыв к Минску: рывок на восток и смыкание клещей за спиной советской пехоты. Здесь противодействовать нацистам было просто нечем. Сопротивление тех, кто оказался на острие удара, было достаточно жестким (к примеру, Белый немцы сходу не взяли, хотя городок атаковали две тд разом, а защищало его чуть больше тысячи человек), но спасти это сопротивление, увы, никого не могло. Конев попытался противодействовать набухающему котлу, как и его коллега Еременко под Брянском – контратакой частью резервов и сдерживающими действиями другой части. Эффект контрудара был, к сожалению, столь же невелик, как и на юге. А вот сдерживание, опять же, более-менее удалось. Благо, у Ивана Степановича был толковый зам – новый редут на пути немецких танкистов в районе Гжатска возводил Константин Рокоссовский.


Кольцо Вяземского котла замкнулось 7 октября. Брянского – за сутки до этого. В окружение попали основные силы не только Западного и Брянского, но еще и Резервного фронта.



Подбитая тридцатьчетверка. Перед смертью танкисты, надо сказать, успели не так уж мало, вон, пушка из-под гусеницы торчит. Гражданин на фото, впрочем, к подбитию танка отношения не имеет. На втором катке видна дыра от попадания артиллерийского снаряда, а модный плащик однозначно говорит, что чувак - из мотоциклетного батальона.

Над бездной


Итак, три фронта рухнули. На Московском направлении зияла брешь в 800(!!!) километров шириной. Полевые армии группы «Центр» зачищали леса вокруг Вязьмы и Брянска, танковые – сдавали позиции пехоте и готовились прорываться дальше на восток. У Ставки имелось дней десять, которые были нужны немцам для перестроения. За это время Шапошникову предстояло или что-то придумать, или завернуться в простыню и поползти в сторону кладбища. Последний вариант никто не рассматривал, поэтому началось энергичное латание дыры.


8 октября остатки трех фронтов возглавил Жуков. В этот момент сопротивление противнику оказывали только небольшие подразделения, оставшиеся вне котлов или подтянувшихся к ним (вроде бригады Катукова) и авиация. Но фронт воссоздавался, по принципу «Я его слепила из того, что было». Одним из источников пополнения стали офицерские училища. Те самые широко известные подольские курсанты в том числе. Это было решение кошмарное, но, видимо, необходимое. Офицер, даже будучи еще курсантом, это специалист, подготовленный значительно лучше среднего пехотинца. Строго говоря, разматывание офицерских училищ в качестве пехотных полков – жест отчаяния. Но было отчего впасть.


Другим источником пополнений стали резервы и части с других направлений. Как раз перед катастрофой готовился прорыв блокады Ленинграда, и Шапошников, скрепя сердце, приказал перебросить 5-6 приготовленных дивизий под Москву. Заодно перебросили кого можно с юга. Среди этих «кого можно» оказался, кстати, один из важных участников будущего контрнаступления – кавалерийский корпус Павла Белова.


Также в роли спасителей Москвы выступили части, пробившиеся из котла. Немцы обжали окружение менее плотно, чем обычно. Они рвались на восток, пытаясь достигнуть Москвы до осенней распутицы или хотя бы до морозов. Поэтому зачистка котлов была организована менее тщательно, чем, допустим, под Киевом, и велась меньшими силами. По этой причине часть окруженцев осела прямо в тех же лесах в качестве партизан (позднее они стали костяком мощных партизанских отрядов в Брянских лесах), а часть вырвалась, причем многим подразделениям удалось вытащить даже артиллерию! Например, 53-я стрелковая дивизия всего на несколько часов разминулась со своим «ловцом», дивизией СС «Дас Рейх» и выскочила к своим в районе Медыни почти в полном составе.


Надо сказать, командиры окруженных частей вполне разделили участь своих солдат. Еременко был вывезен из Брянского котла тяжело раненным, командовавший прорывом из Вяземского котла генерал Лукин был также тяжко ранен (ему пришлось ампутировать ногу) и попал в плен.


Примечание. Михаил Федорович Лукин был одной из наиболее тяжелых потерь Вяземского котла. Энергичный и квалифицированный командир мог стать звездой масштаба Рокоссовского или Черняховского. Увы, не сложилось. В плену, как отмечали сослуживцы, Лукин вел себя очень достойно, и стал неформальным лидером группы товарищей по несчастью, пленных генералов. По возвращении из плена он не только спокойно прошел фильтрационный лагерь, но даже был награжден за энергичное и искусное управление войсками в 41-м. Умер в 1970 г.



Зенитный пулемет на крыше. Москву готовили и к активным бомбежкам, и к уличным боям.

Заодно для возведения забора на пути группы «Центр» задействовали многочисленные орудия ПВО Москвы. Полки зениток росчерком пера переквалифицировались в противотанковые. Кстати. Когда читаешь о мерах по латанию дыры перед Москвой, невольно вспоминается, как уже немцы пытались заткнуть прорыв перед Берлином во время Висло-Одерской операции. Меры, надо сказать, почти полностью идентичны, за, пожалуй, двумя основными исключениями. Во-первых, РККА не использовала «фестунги», т.е., приготовленные заранее с расчетом на круговую оборону города и городки на узлах коммуникаций. С некоторой натяжкой можно признать таковым разве что Тулу. Надо признать, впрочем, что РККА осени 41-го просто не располагала достаточным количеством людей для использования такого приема. «Фестунг» все же предполагает некое число людей, кого не жалко. Осенью 41-го Шапошникову и Жукову было жалко любого, кто мог держать винтовку. Понимаю, что это звучит для кого-то свежо и оригинально (очень многим врезалась в память фраза Веллера, приписанная Жукову, про «бабы новых нарожают»), но факт просто был тот, что лишних людей у русских в Подмосковье не было. Собственно, на восьмое число Жуков располагал примерно ста тысячами человек, которым можно было что-то приказать. Понятно, что из немецкого тыла еще пробивались окруженные, но в качестве элемента обороны они выступать, понятно, пока не могли. Диалог с Буденным: «Кто прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец? – Пока ехал туда, кроме трех милиционеров в Медыни никого не встретил».


А пока шли переброски, немецкое наступление тормозили маневренной обороной. Русские располагали Можайской линией полевых укреплений, заблаговременно построенной на случай как раз таких ситуаций. Задачей тех, кто стоял на пути у немцев, было прикрыть развертывание «тонкой красной линии» на этих укреплениях. Немцам противостоял пакет танковых бригад (наиболее шустрые части, добравшиеся до места действия скорее пехоты), усиленных окруженцами. Они продержались где до 11, где до 15 октября, а потом постепенно откатились на Можайскую. Собственно, главной их задачей было не героически лечь под гусеницами, а мешать немцам ехать под губную гармошку в походных колоннах. Что, собственно, и было достигнуто.


Немцы прорывались к Москве двумя клешнями. Рейнгардт (3-я танковая армия) и Гепнер (4-я танковая) совершили довольно любопытный маневр. Находясь строго к западу от Москвы, они повернули на Тверь (Калинин), т.е. отклонились к северу, чтобы охватить Москву с северо-запада. Гудериан, соответственно, шел на Москву через Тулу с юго-запада. Пространство между танковыми армиями заполняла пехота. Соответственно, главная угроза исходила от неприятельских флангов, протянувшихся вперед аки щупальцы. Их и тормозили в первую очередь.


Эти сдерживающие бои стали звездным часом Панфиловской 316-й дивизии, державшей Волоколамское шоссе (против северной клешни). История известная, так что надо сказать и о ней. Знаменитый эпизод с участием политрука Клочкова не является полной выдумкой, и сводится к тому, что героев было больше (около ста сорока человек), и танков они подбили поменьше (пятнадцать штук). Учитывая, что именно эта группа располагала только ручными гранатами и четырьмя противотанковыми ружьями, действительно огромный успех, достижение на грани реальности. По большому счету, журналисты, доведшие реальный подвиг до абсурда, оказали солдатам 316-й медвежью услугу, сделав из реального и успешного оборонительного сражения эпическую карикатуру о прокалывании вилами бензобака БТР. В действительности, всё было интереснее. Рокоссовский, в чью армию входила дивизия Панфилова, сумел правильно определить направление немецкого удара, и накачал дивизию артиллерией по самое не могу. Панфиловцы располагали 207(!!!) орудиями. Вместо штатных шестнадцати 76-миллиметровок (основной противотанковый аргумент), дивизия имела их семьдесят девять. К обычному комплекту из восьми 122-мм гаубиц добавили аж тридцать более мощных 152-миллиметровок. Панфилов свалившимся на него счастьем распорядился толково. В общем, широко «распиаренный» бой у Дубосеково – это чуть ли не единственное место, где танки пришлось подбивать ручным оружием. Хотя позиции Панфилова атаковали две танковые дивизии (2-я и 11-я), прорыва не случилось, вместо этого вышло медленное отжимание 316-й на восток с тяжелыми потерями.



Окруженцы Вязьмы и Брянска значительной частью переквалифицировались в партизаны. Не было бы счастья, несчастье помогло, мощное партизанское движение сформировалось во многом благодаря крупному котлу. Оружие в лесах не было проблемой найти. Двоим таким и указует путь батюшка.


Однако построить непробиваемую оборону на немногочисленных свежих соединениях и измученных окруженцах было трудно. Немцы постепенно выбили русских с Можайской линии обороны. Накал этих сражений был чрезвычайным. Многие соединения, успешно пробившиеся из котлов под Брянском и Вязьмой, погибли уже на Можайском рубеже. «Тонкая красная линия», возведенная Жуковым, постепенно расползалась. В середине октября пала Тверь. Москва находилась на осадном положении. В городе на короткий срок возникла паника. С другой стороны, для вермахта эти сражения тоже не оказались легким путешествием. Ударные кулаки медленно, но верно стачивались. Первый звоночек уже прозвенел: обходивший Москву с юга Гудериан не смог взять Тулу, и теперь медленно огибал город, торчавший у него на фланге бельмом на глазу.


Немцы не зря пытались дойти до Москвы прежде распутицы. 19 октября начались проливные дожди. Погода превратилась в лесника из анекдота, который выгнал из лесу всех. Как кисло заметил Типпельскирх, «даже так называемые шоссе стали непроезжими». Тыловые колонны наступающих надрывали пупок, но продирались через грязь медленно и печально. Война практически застопорилась до начала ноября. С одной стороны, немцы больше не наступали, но с другой, для тех частей, которые еще пробивались из окружения или просто отходили, распутица стала проклятием: приходилось бросать застрявшую технику.



- Ганс, ну честно, на карте было написано, что здесь дорога! Генерал Грязь вступает в бой.

Примечание. Об ополчении. Дивизии народного ополчения начали формировать еще в июле. Первоначально их направили вовсе не на фронт, а на Можайскую линию, строить укрепления и заниматься боевой подготовкой. Средний уровень физической подготовки и ополченцев был несколько ниже нормы. Однако на ДНО ставили кадровых офицеров. Причем это были далеко не худшие офицеры, например, герой Союза за Финляндию, полковник с ласковой фамилией Угрюмов, или еще один «финн», полковник Живалев. Перед вступлением в бой ополченческие дивизии переформировывались по штату стрелковых. Кроме того, Ставка постаралась предварительно дать ополченцам понюхать пороху так, чтобы не убить: в боях под Ельней в начале сентября участвовали сводные отряды от разных ДНО по нескольку сот человек. Под Ленинградом таких тренировочных выходов не было, зато там ДНО придавались группами танки КВ. С оружием ситуация была двойственной: некоторые части комплектовались по принципу «возьми, убоже, что нормальной части негоже» (известны, например, фото ополченцев с пулеметами времен Первой Мировой), а некоторые наоборот, обильно оснащались самозарядными винтовками вместо обычных карабинов-трехлинеек. В общем, надо признать, что по сравнению с фольксштурмом 45-го ополчение 41-го выглядит очень круто. К концу осени 41-го, получив опыт предельно жестких боев, бывшие ДНО быстро стали неотличимы от обычной пехоты РККА.



Московские ополченцы с пулеметами Льюиса, родом из Первой Мировой. Стволы доставали отовсюду, откуда можно. Были использованы и запасы Гражданской, и трофеи Финской, и найденное в польских арсеналах в 39-м.



Запомните нас живыми. Этот экипаж через месяц после того, как была сделана фотография, погиб под Истрой.


Раунд второй. Черта глубины.



Кирпич в стене. Мужчина очень неплохо вооружен: скорострельная СВТ вместо обычной трехлинейки, коктейли Молотова и гранаты в достатке. Источник изобилия очевиден: оружейные заводы Москвы и Тулы прямо за спиной.

Немцам октябрь принес, конечно, блестящий успех. Была за короткий срок развалена крупная группировка русских. Но главная цель, Москва, еще маячила впереди, а забор из осколков и обломков армий быстро превращался в прочный частокол. Собственные силы подходили к исчерпанию, пехота держалась, а вот возможности танковых и мотопехотных дивизий были боями уполовинены. Предполагалось, что положение русских еще хуже, поэтому задачи войскам ставились на пределе возможностей. Общее настроение выразил командующий группой «Центр» Федор фон Бок: «в настоящий момент обе стороны напрягают свои последние силы и что верх возьмёт тот, кто проявит большее упорство. Противник тоже не имеет резервов в тылу и в этом отношении наверняка находится в ещё более худшем положении, чем мы». В этот момент в резерве группы армий имелся один полк(sic!).


Советская сторона чувствовала себя лягушкой в сметане. Гарантий успеха, понятно, не было, но лапками били отчаянно. Не обошлось и без жестоких мер. Ошибки, простительные в иных условиях, сейчас могли стать фатальными. 4 ноября за отступление без боя и без санкции командования с позиций перед Рузой, был расстрелян командир 133-й дивизии полковник Герасимов. В Москве свирепыми мерами пресекали мародерство в покинутых жителями домах. Правительство выехало в Самару, но Сталин и генштаб остались в столице.



Парад в Москве 7 ноября

Немцы ждали холодов. Вопреки впопулярному стереотипу, «генерал Мороз», пока температура была умеренно ниже нуля, помогал как раз вермахту. Раскисшие дороги схватывались, небольшие речки можно было через некоторое время форсировать по льду. Четвертого ноября вожделенные заморозки наступили. Немцы, впрочем, задержались еще на некоторое время, налаживая коммуникации. 15 ноября гонг, наконец, прозвенел, и группа армий «Центр» вновь сорвалась с места.


Однако глубокого прорыва не получилось. С одной стороны, группа «Центр» была уже не торт: октябрь дался ей довольно дорого, парк техники просел, люди были измотаны. С другой, к защитникам Москвы начали массово присоединяться свжесформированные и переброшенные с Дальнего Востока войска. Они прибывали по Транссибирской дороге, поэтому их запомнили в качестве сибирских дивизий. Но это были и части с Дальнего Востока, и сформированные в центральной России, и даже среднеазиатские войска. А кроме того, Ставка готовила вермахту сногсшибательный суприз: в тылу заканчивали формирование восемь армий, больше 400 тысяч солдат и офицеров. Те, кто защищал подступы к Москве, должны были, аки персонажи вестерна, держаться, пока не приедет кавалерия.


В общем, ноябрь прошел в диком фехтовании полками и бригадами. На юге Гудериан так и не сумел взять Тулу, хотя стучался в нее со всех сторон и полуокружил этот город, превратившийся в опорный пункт. До конца ноября ему удалось прорваться в обход Тулы аж к Кашире. Немцы находились восточнее Серпухова. Для замыкания кольца вокруг 50-й армии у Тулы надо было пройти буквально считанные десятки километров. Он не мог пройти эти километры. А восточнее, у Рязани, уже сосредотачивалась резервная 10-я армия, чего Гудериан просто не знал. На северо-западе 16-я армия Рокоссовского постепенно отходила под нажимом 3 танковой армии немцев, но отступала организованно, не теряя управления, огрызаясь контрударами. При отходе за Истру, люди Рокоссовского взорвали шлюзы водохранилища, смыв неприятельские переправы.



Английский танк, переданный СССР по ленд-лизу и подбитый под Истрой. Ленд-лиз раскрутился только к 43-му году, но сам факт поставок в 41-м давал неплохой психологический эффект. И не только психологический.

В конце ноября наступил кризис жанра. Немцы прорвались в Яхрому, это уже меньше 30 км от Москвы. Разведка дивизии «Дас Райх» доехала аж до Химок! Ситуация была критической, но генштаб, имея под рукой свежие армии, очень неохотно подбрасывал резервы в войска, бьющиеся у ворот Москвы. Немцы должны были сами дойти до цугундера. Начинался декабрь. Гитлер шпынял фон Бока, заявляя, что его не удовлетворяют успехи вермахта. Тот огрызнулся, сообщив, что будет рад любому успеху в любом направлении. Начштаба армии Гудериана, увидев спущенные сверху планы наступления, воскликнул: «Сейчас не май, и мы не во Франции!» Вермахт натянулся как струна. Битва напоминала схватку инвалидов. Обе стороны испытывали ужасающий недостаток в людях и технике. Ни Жуков, ни фон Бок практически не спали. Это был момент величайшего напряжения. Гальдер уныло констатировал: «войска совершенно измотаны» (летом этот парень писал про выигрыш войны в две недели, ага). Наступающие стихийно, без приказа, остановились, где-то четвертого, где-то пятого декабря. Поднять их на новое наступление было невозможно, и фон Бок принял решение отложить окончательный удар на Москву на несколько недель. Но этих недель у него не было. Именно 5 декабря Ставкой на весы были брошены восемь армий.



Полковник Катуков у броневика. Московская битва стала звездным часом Михаила Ефимовича. Позже он будет командовать танковой армией, которую доведет до Берлина. А 4-я танковая бригада, с которой он воевал под Москвой, станет одной из элитных частей РККА.

Окоченевшая вражда
Дорогая жена, здесь ад. Они начали наступать. - рядовой Фольтгеймер, 6 декабря.

Что надо понимать. Вермахт в этот момент был мякенький. Неудачное наступление привело к тому, что у наступающих в тылу скопилась масса поломанной или поврежденной в боях техники. Боевая численность (это те солдаты, которые непосредственно бегают в атаку, в норме их примерно половина в дивизии) просела. Да, бОльшая часть убыли – это раненые, которые еще вернутся в строй. Но воевать-то надо здесь и сейчас. Те, что остались, вымотаны физически и психически. Топлива нет. Запчастей нет. Боеприпасов мало. Именно этого эффекта добивался начальник генштаба Борис Михайлович Шапошников. Пока Жуков, стиснув зубы, парировал сыплющиеся на Западный фронт удары, его шеф со стоическим спокойствием копил резервы. В принципе, рассматривался и тот вариант, что немцы сами введут в бой какие-то мощные резервы. В этом случае свежие формирования должны были поглотить энергию удара, и, вероятно, сражаться на улицах Москвы. Но сообщения с фронта были достаточно оптимистичными: удары группы «Центр» постепенно слабели, и к концу ноября неприятель выдохся совсем. 5 декабря резервы русских пошли в бой.


У русских не было крупных подвижных соединений. Максимум – танковые бригады и кавалерийские корпуса. Соответственно, создавать крупные котлы было трудно, чтобы не сказать невозможно. Однако это не значило, что вермахту будет легко. Любопытно, что немецкая разведка вскрыла некоторые из советских ударных группировок. Авиация честно докладывала, например, о резко возросшем трафике на дорогах в районе Дмитрова. Дмитров – городок к северу от Москвы. Там сосредоточилась 1-я ударная армия героя Белоруссии Василия Кузнецова. Однако немцы восприняли эти новости как переброску войск со спокойных участков для локальных контрударов. Здесь автор принимает позу крайнего удивления, и вопрошает, почему Гальдер, еще летом отметивший массовое формирование на советской стороне новых соединений, к зиме вдруг исключил возможность их появления. При том, что слабоумием начальник генштаба Третьего Рейха не страдал, такая беспечность просто непонятна. Видимо, он полагал, что если что-то и сформировали, оно уже всё легло на Можайской линии.



Советский солдат скачет мимо брошенного немецкого танка.

Как бы то ни было, 5 декабря контрнаступление стартовало. Один удар обрушился на 3-ю 4-ю танковые армии в районе Клина, севернее Москвы. Он не привел к окружению глубоко вклинившихся немецких войск: наступление шло сравнительно медленно. Но неприятель был принужден к быстрому отходу. Отход означает, что техника, которую нельзя эвакуировать, бросается. Наступающим остаются склады. Наступающим остается броне- и прочая техника. Наступающим остается артиллерия. К 20-м числам декабря 3-я танковая армия обладала сильно, в несколько раз просевшим артиллерийским парком. 6-я танковая дивизия совсем «обезлошадела», в ее составе осталось 0 (ноль) танков. В свою очередь, изъятие техники означает падение огневой мощи и общее ослабление войск. А это – снова увеличение потерь. Из-за высокой убыли людей, чтобы держать фронт в передовую линию ставятся спешенные танкисты, артиллеристы без пушек и тыловики. Не имея пехотной тактической подготовки, они сами гибнут в большом количестве.



Разгромленная позиция немецкой пехоты в Подмосковье.

Примерно то же произошло под Тверью. Медленное, но неумолимое наступление, брошенная на дорогах техника, высокие потери обеих сторон. Но бодрее всего дело пошло под Тулой и Ельцом. Гудериан глубже всех вклинился в оборону русских в ноябре, причем его фланги никто не прикрывал. В результате «быстрый Хайнц» начал отход сам, не согласовав его с командованием, а в районе Ельца, на его крайнем правом фланге (на юге), русские и вовсе окружили один из корпусов его армии. Командующий 134-й пд, генерал Кохенгаузен, от тоски застрелился в котле. Тем не менее, стрелялся генерал несколько преждевременно, дойч-окруженцы прорвались, оставив мясо на зубьях капкана. Вся эта история с быстрым откатом от Тулы стоила Гудериану должности. Причем Гальдер буквально пригвоздил «отца блицкрига»: «потерпел полное банкротство».



Типичная ситуация битвы за Москву. Масса техники была брошена вермахтом со сравнительно небольшими поломками или просто за недостатком бензина. Чем русские и пользовались. Танковая рота верхом на "иностранцах".

Наступление постепенно распространялось по фронту. Советских военачальников часто упрекают в том, что московское контрнаступление проводилось «растопыренными пальцами» на широком фронте. Из-за этого, по мнению критиков, битва и не увенчалась отсечением и уничтожением крупных сил немцев. Однако, зная общую обстановку на фронте, и зная, что было на руках у командующих фронтами, мы можем отмести эти обвинения. Во-первых, главного инструмента маневренной войны – танковых и моторизованных корпусов и армий – у РККА не было. Кавалерия обладала довольно ограниченными возможностями, как в смысле подвижности, так и в смысле ударной силы. В результате вместо прорыва в глубину обороны и перехвата коммуникаций получались полупартизанские рейды всадников и лыжных батальонов. Пехота в большинстве случаев просто не могла, не успевала окружать неприятеля. Имеющиеся возможности, надо признать, были использованы на сто процентов. Тактические воздушные десанты, операции партизан и кавалерийские рейды заставляли отступающих немцев пусть не капитулировать в котлах, но продавливаться сквозь сито. С другой стороны, широкий фронт наступления выбивал из игры большее количество немецких подразделений.



Вот такие фоточки в изобилии снимали с трупов. Отношение к фотографам было соответствующее.



Впрочем, и без фотографий было от чего ожесточиться. Семья беженцев возвращается домой.


В конечном счете, той зимой ударам подверглись и части, на Москву не наступавшие, но страдавшие от тех же проблем, что и группа «Центр». К примеру, десант в Крыму выбил немцев с Керченского полуострова, надолго отсрочив падение Севастополя. На фронте группы армий «Север» удалось отсечь в районе Демянска несколько дивизий (в т.ч. знаменитую «Мертвую голову»). Сказанную «Голову» вскоре привели в соответствие с названием, дивизия потеряла вокруг Демянска две трети состава.


Контрмеры. «Ни шагу назад», тётя Ю и угловые столбы


Первой реакцией Гитлера было снятие голов. Постов лишились 35 немецких военачальников. Ни один командующий группой армий не пережил зиму в прежнем статусе. Однако одними кадровыми перестановками добиться успеха было нереально. На стратегическом уровне новым решением стал приказ «Ни шагу назад». Аналогии с зимним путешествием армией Наполеона витали в воздухе, попав даже на страницы официальных приказов. Распоряжение о жесткой обороне не было простой прихотью фюрера. Как раз те армии, которые уперлись рогом, по факту понесли меньшие потери и сдали меньшие территории. Гитлер и Гальдер не останавливались и перед очень жесткими мерами. Так, был со скандалом снят с должности и изгнан из армии без права ношения мундира Гёпнер, командир 4-й танковой армии, самовольно отведший своих гёпников от Вереи.


На уровне командиров поля боя было на лету разработано решение, позволявшее сохранять устойчивость фронта. Речь шла об «угловых столбах». Намечались опорные пункты (чаще всего небольшой городок на узле коммуникаций), куда при прорыве фронта отводилась часть войск с тем, чтобы держать этот «столб» в полуокружении или даже совсем в кольце. Для обеспечения живучести в этих фортах заранее создавались артиллерийские позиции, долговременные огневые точки, склады и т.д. и т.п., всё с расчетом на круговую оборону. Снабжение осуществлялось по воздуху. Вообще, «воздушные мосты» были крайне эффективной штукой. Существует мнение, что во многом «тётушки Ю» - транспорты Ю-52 – и спасли группы армий «Центр» и «Север» от разгрома. Удерживать эти опорные пункты немцам также помогало общее превосходство в гаубичной и противотанковой артиллерии. С другой стороны, болезненные проблемы с тактикой и плохая подготовка пехоты РККА пока не давали раскалывать «угловые столбы». Массовое их сокрушение – это уже следующая военная зима. А пока «столбы» висели гирями на ногах наступающих, а часто становились базой для фланговых контратак.



Пулеметчик вермахта на позиции. Даже в кризис немцы продемонстрировали высочайшую стойкость и тактическое мастерство. Это был действительно сильный противник.



После проигранного сражения самое страшное - это выигранное сражение.

Реанимированное наступление

В начале января 1942 г. русские начали второй раунд наступления. Общей целью новой операции было соединение нескольких армий у Вязьмы и окружение основных сил груупы «Центр». Опорной плитой вермахта на этом этапе стала 9 полевая армия. После экстерминатуса, постигшего немецких старших командующих, армию возглавил Вальтер Модель. Он развил кипучую деятельность по удержанию своих позиций. Поначалу инерция советского удара сохранялась, удары западнее и южнее Ржева привели к образованию огромного изгиба фронта – Ржевского выступа. Хотя основную задачу – перехват коммуникаций 9 армии – русские выполнить не смогли, 9 армия немцев оказалась обжата на сравнительно узком пространстве. Как эта дуга выглядела в начале 42 года. Линия фронта, шедшая, в общем, с северо-запада на юго-восток, в районе Вязьмы делала резкий изгиб, образуя длинный выступ на север. Вязьма находилась ровнехонько в основании выступа, Ржев – точно в северной части. К юго-западу от Вязьмы находился огромный партизанский район.


Надо сказать, задачи РККА ставились на пределе человеческих возможностей. Необходимо было без паузы наступать по снегу, наступать войсками, истощенными в первой фазе контрнаступления. Однако группа армий «Центр» была довольно близко подведена к окружению и разгрому. Русские подошли вплотную к главной тыловой магистрали 9 армии – шоссе Вязьма-Ржев. Фронты Конева с запада и Жукова с востока были близки к последним дорогам, по которым снабжалась армия. Но постепенно наступление выдыхалось. Немцы удерживали Оленино в качестве «углового столба» в северо-западной части выступа. То есть, русские к западу от Ржева не только угрожали фланговым ударом, но и сами находились под угрозой симметричного нападения. Другим прыщом торчал Юхнов на юго-восточном краю дуги. Положение было крайне неустойчивым. Жуков решил пойти на авантюру.


В районе Вязьмы в немецких построениях имелся разрыв. В этот разрыв была введена группа 33-й армии Ефремова с задачей во что бы то ни стало взять Вязьму. Одновременно к Вязьме по немецким тылам шел конный корпус Белова. Что было хорошего в кавалерии, она бензин не потребляла, так что от снабжения зависела не столь остро. Любопытно, кстати, что потеряв в предыдущих боях большую часть артиллерии, Белов использовал «подножный корм» - трофеи и брошенные осенью в Вяземском котле пушки. Конники находили даже 203-мм осадные гаубицы! Но увы. Вязьма взята не была, немцы запечатали разрыв, и группа Ефремова была отсечена. Сам Ефремов, несколько раз раненный, застрелился, но его группа уничтожена не была, она присоединилась к партизанам, как и часть корпуса Белова.


Всё это были уже затухающие колебания. В апреле 42-го началась распутица, и сражения к западу от Москвы прекратились. В пассиве у русских оставался неспиленный Ржевский выступ, в активе – собственно, тот факт, что это был выступ, а не длинный фронт недалеко от Москвы.



Привал. Кавалерийская группа Белова в тылу противника.

Сочтено, взвешено…

Москва стала первым масштабным поражением вермахта. Армия, летевшая как кирпич, наконец, встретила адекватного противника. Поражение не сопровождалось толпами пленных, ни одна армия Рейха не была уничтожена. Но это был тяжкий удар, особенно после постоянных триумфов. Потери матчасти оказались невосстановимы. За зимовку группа армий «Центр» лишилась, в частности, больше четырех тысяч танков, 120 тысяч автомобилей и 180 тысяч лошадей. Это означало, что большие маневренные операции для вермахта летом затруднены. И действительно, как мы знаем, летом 42-го вермахт наступал уже не на трех направлениях, а на одном, южном. По сути, кстати, все контрнаступление было обеспечено тем, что у немцев на несколько месяцев выбили из рук их меч-кладунец, танковые и мотопехотные дивизии.


Людские потери РККА оказались значительно выше, чем у противника. Увы. Более совершенная тактика вермахта никуда не делась. Как никуда не девалось и техническое превосходство. В частности, транспортной авиацией в таких количествах, чтобы снабжать окруженные «угловые столбы», русские просто не располагали. Как не располагали и таким количеством тяжелой артиллерии, как противник. Это, однако, как ни дико прозвучит, лучшее, на что сподобилась до начала 42-го года не то что РККА, а вся антигитлеровская коалиция вообще. До сих пор отмахаться от вермахта вообще никому не удавалось. Никак. И типичным соотношением потерь было что-нибудь вроде 50:1, как во Франции. А здесь не просто отбились, а даже погнали, хотя и не очень далеко, в среднем километров на 150-200.


Любопытна эволюция отношения нашего генштаба к крупным подвижным соединениям. Летом 41-го, после гибели мехкорпусов первого формирования, решили, что адекватных командиров такого уровня очень мало. Исключения (Катуков, Рокоссовский) не делали погоды. Решили «жить по средствам» иобходиться бригадами. Зимнее наступление показало, что танковый корпус таки нужная вещь. По итогам первой части контрнаступления под Москвой решили, как выразились на ВИФе, плакать, колоться, но есть кактус: в мае 42-го первые танковые корпуса пошли в бой под Харьковом.


Победу под Москвой добыли мучительно, ее результатом не стал полный разгром вермахта, или хотя бы группы армий «Центр». Однако СССР удержался над бездной, и получил шанс еще побороться. Война уже никогда не превращалась в избиение «тонких красных линий», как летом и осенью 41-го. Чуть пародируя Черчилля, Московская битва не была ни концом Третьего Рейха, ни даже началом конца. Но это был конец начала.



Вова Егоров, 15 лет. Сын полка.




Что тут комментировать. Всё написано.